Край Основания [Академия на краю гибели] - Айзек Азимов

Он повел их в другую комнату, где на круглом столе лежали темные линзы, сложенные парами.

– Это, – объяснил Дом, – соучастники, которых я придумал. Я не мастер, но я специалист по неорганике, с которой некоторые мастера не в ладах.

– Могу я взять одну в руки? Они хрупкие?

– Нет, нет. Можете бросить их на пол, если хотите. Впрочем, может быть, лучше не надо. Сотрясение чего доброго испортит резкость видимости.

– Как ими пользуются?

– Приложите их к глазам, они закрепятся. Они не то, чтобы не пропускают свет, как раз наоборот, затемняют его, чтобы тот не отвлекал вас через глазной нерв. Главное, ваше сознание становится резче и позволяет присутствовать в других планах Геи. Иными словами, если вы смотрите на эту стену, то видите, какой она кажется себе.

– Чудеса! – пробормотал Пилорат. – Можно попробовать?

– Конечно, Пил. Можете взять любую пару наугад. У всех разная конструкция, чтобы показать стену или любой неодушевленный предмет, на который вы смотрите, в различных аспектах его собственного сознания.

Пилорат приложил к глазам пару линз, и они сразу же прилипли. Он поморгал и надолго застыл в неподвижности.

– Когда закончите, – сказал Дом, – приложите руки к краям линз и прижмите друг к другу. Они сразу снимутся.

Пилорат так и сделал, поморгал глазами и протер их.

– Что вы видели? – спросил Дом.

– Трудно описать. Стена, казалось, мерцала и сверкала, а временами как бы текла. Вроде бы рябила и изменяла симметричность. Я… простите, Дом, не нахожу это привлекательным.

Дом вздохнул.

– Вы не составляете часть Геи, поэтому вы и не видите того, что видим мы. Я опасался этого. Очень жаль! Уверяю вас, эти соучастники не только радуют глаз своей эстетической ценностью, они имеют и практическое значение. Счастливая стена – это полезная стена.

– Счастливая? – спросил Тревиз, слегка улыбаясь.

– Туманное ощущение, которое испытывает стена, аналогично тому, что мы называем счастьем. Стена счастлива, когда она хорошо спланирована, когда твердо стоит на фундаменте, когда ее части симметрично сбалансированы и не вызывают неприятного стресса. Хороший дизайн вырабатывается на основе математических принципов механики, но использование точных соучастников может настроить его до атомных измерений. Ни один скульптор на Гее не может создать первоклассные работы без хороших соучастников, а те, которые я произвожу для этого частного случая, считаются – скажу не хвалясь – превосходными.

Одушевление соучастники – они не по моему профилю – дают нам, по аналогии, точное восприятие экологического баланса. Экологический баланс на Гее прост, как и в других мирах, но здесь мы, по крайней мере, имеем надежду сделать его более сложным, и это безмерно обогатит общее сознание.

Тревиз поднял руку, чтобы опередить слова Пилората, и спросил:

– Откуда вы знаете, что планета может вынести более сложный экологический баланс, если у всех остальных он простой?

– Ах, – воскликнул Дом, и глаза его заблестели, – вы проверяете старика? Вы знаете так же хорошо как и я, что первый дом человечества, Земля, имела невероятно сложный экологический баланс. Простой баланс только у вторичных миров, ответвленных.

Пилорат не смог молчать.

– Но именно этой проблемой я и занимаюсь всю жизнь. Почему только Земля имела сложную экологию? Что отличало ее от других? Почему миллионы и миллионы других миров Галактики, способных носить жизнь, развили ничем не примечательную растительность и мелкие неразумные формы жизни?

– У нас есть про это легенда, – сказал Дом, – вернее, сказка. Я отнюдь не поручусь за ее достоверность. Вообще-то звучит она, как вымысел.

В эту минуту в комнату вошла Блис, которая не присутствовала на обеде, и улыбнулась Пилорату. На ней была серебристая, весьма прозрачная блузка.

Пилорат тут же вскочил.

– Я думал, что вы нас покинули.

– Вовсе нет. Я рапортовала о проделанной работе. Могу теперь присоединиться к вам, Дом?

Дом тоже встал, но Тревиз остался сидеть.

– Вы всегда желанны здесь, и радуете глаза старика, – сказал Дом.

– Для вашего удовольствия я и надела эту блузу. Пил выше таких вещей, а Треву они просто не нравятся.

– Если вы думаете, что я выше таких вещей, Блис, – сказал Пилорат, – я когда-нибудь удивлю вас.

– Наверное, это будет очаровательно, – сказала Блис и села. Оба мужчины тоже сели.

– Я собирался рассказать нашим гостям повесть о Вечности, – сказал Дом. – Чтобы понять ее, вы сначала должны понять, что может существовать множество вселенных – в сущности, бесконечное множество. Каждое простое событие может случиться или не случиться, может произойти таким образом или другим, и каждая из огромного числа альтернатив в результате даст в будущем курс событий, которые будут отличаться, по крайней мере, на несколько порядков. Блис могла не придти именно сейчас, она могла придти чуть раньше, могла – позже, она могла быть в другой блузке, даже в этой блузке она могла не улыбаться старикам, как она это делает по доброте сердечной. В каждом из этих случаев – или в каждом из очень большого числа других событий – мироздание пойдет в дальнейшем по различным траекториям для всех вариантов всех других событий, вплоть до самых мелких.

Тревиз беспокойно завертелся.

– Я думаю, что это – общая теория квантовой механики, в сущности, очень древняя.

– A, вы слышали о ней! Но давайте продолжим… Представьте, что человеческое существо имеет возможность заблокировать все это бесконечное число вселенных, шагать по своей воле с одной на другую и выбирать ту, которую он сделает «реальной», что бы это ни означало в данном случае.

Тревиз заметил:

– Я слушаю вас и даже представляю концепцию, которую вы описываете, но не могу поверить, что нечто подобное когда-нибудь может случиться.

– Я тоже, в целом, – согласился Дом, – поэтому я и сказал, что все это похоже на сказку. Однако сказка утверждает, что были такие, кто мог проходить сквозь время и изучать бесконечные нити потенциальной реальности.

Эти люди назывались Вечными, и, когда они были вне времени, они говорили, что были в Вечности.

Их задачей было выбирать реальность, более всего подходящую человечеству. Они бесконечное число раз меняли выбор, поэтому сказка насыщена деталями. Должен сказать, что она написана в эпической форме и необычайно многословна. Как там сказано, в конечном счете они нашли вселенную, в которой Земля была единственной планетой во всей Галактике, где можно было найти сложную экологическую систему и развитую разумную форму жизни, способную разработать высокую технологию. Это, по их мнению, была самая безопасная для человечества ситуация. Они заблокировали такую нить событий и на этом прекратили действия. Теперь мы живем в Галактике, населенной лишь человеческими существами и, в более широком смысле, растениями, животными и микроорганизмами, которых люди, вольно или невольно, привезли с собой, и которые, как правило, подавили местную жизнь.

Где-то в туманной дали множества вероятностей есть другие реальности, в которых Галактика населена многими разумами – но они недостижимы. Мы в нашей реальности – одиноки. Из каждого действия, каждого события в нашей реальности выходят новые ветви, и в каждом отдельном случае только одна является продолжением реальности, так что есть громадное количество потенциальных вселенных – может, и бесконечное – происшедших от нас, но все они предположительно похожи на нашу Галактику с одним разумом – Галактику, в которой мы живем. Я должен был бы сказать – все они сходны, кроме малого процента исчезнувших, потому что опасно поправлять что-либо, когда возможности приближаются к бесконечности. – Он остановился, слегка пожал плечами и добавил:

– Вот такая повесть. Она написана задолго до основания Геи. И я не ручаюсь за ее достоверность.

Трое других внимательно слушали. Блис кивала головой, как если бы слышала эту историю раньше и теперь проверяла точность рассказа.

Пилорат реагировал молчанием растянувшимся, на добрую половину минуты, а затем поднял кулак и ударил им по ручке кресла.

– Нет, – воскликнул он, задыхаясь, – это еще ничего не значит. Нет возможности доказать истинность повести наблюдением или рассуждением, потому что это не вся теория, а только часть ее… Допустим, что все это правда.

Вселенная, в которой мы живем, все еще та, где существует Земля, богата жизнью и разумными видами, так что в этой вселенной – единственная она или не единственная – должно быть что-то уникальное. И мне очень хотелось бы знать, в чем именно заключается эта уникальность.

Последовало молчание. Затем Тревиз зашевелился и покачал головой.

– Нет, Янов, так не выйдет. Давайте, скажем, один шанс на биллионы биллионов, что из миллиарда обитаемых планет Галактики только Земле по чистой случайности удалось развить сложную экологию и, в конечном счете, разум. Таким образом, мы живем во вселенной, где Земля – единственная планета – и которую естественно из биллионов биллионов различных нитей потенциальной реальности выбрала Вечность. Полагаю, – продолжал он задумчиво, – что есть реальности, где разумная жизнь развилась на Гее, или на Сейшел, или только на Терминусе. И во всех этих случаях есть небольшой процент реальностей исчезнувших из общего числа, в которых Галактика имеет не один вид разума. Я полагаю, что если бы Вечные смотрели достаточно долго, они обнаружили бы потенциальные ветви реальности, где каждая пригодная для обитания планета развила бы разумные виды.